Было жаркое летнее утро, я еще нежился в постели, вдавливая свое опухшее ото сна лицо в подушку, руки спокойно лежали поверх одеяла, но моё безмятежное состояние нарушала эрекция. Не знаю, что меня больше угнетало – стояк или желание помочиться – но с постели вставать не хотелось. Внезапно дверь в комнату распахнулась и зашла моя мать на цыпочках, подошла к зеркалу и начала прихорашиваться. Нужно сказать, родила она меня раньше, чем это делали совершеннолетние девушки, и в мои брутальные восемнадцать лет она выглядела похлеще моих сверстниц. Я не хотел отвечать на ее вопросы и прикинулся спящим, хотя одним глазом я четко палил на ее спину, такую упругую, практически без складок, с ровным позвоночником, создававшим красивую осанку. Ее черные крашеные волосы уже были приведены в порядок после мытья и укладки, а зеркало нужно было для утренней процедуры под названием«makeup», в которую женщины обычно вкладывали всю душу и даже немножечко больше. Света подняла руку с кисточкой, чтобы наложить тушь на ресницы, просвечивающийся пеньюар слегка приподнялся и глаз резко направил взор на округлое полушарие правой ягодицы. Она стояла босиком на ковре и переминалась с ноги на ногу, бледная кожа икроножных мышц, бедер, ягодок пятой точки озарялось утренними лучами солнца.

- Привет, мам, куда собираешься с утра пораньше? – сказал я хриплым горлом, в котором все пересохло.
- С подругами встречаемся, девичник и все такое, обычные дамские посиделки – сказала она в ответ и кинула взгляд в отражение зеркала.

Конструктивного диалога у нас не получилось. Я встал и стал протискиваться в узкий проход между кроватью и моей горячей мамкой, точнее ее выступавшей попкой. Мысли об эрекции как-то сами растворились во время наблюдения за полуголой женщиной, впопыхах наносящей макияж покруче любого профессионального визажиста. Когда я протискивался, член коснулся через трусы к ее правой ягодице, я просунулся в бок, когда она подала тело чуток вперед, и отчетливо прочувствовал касание к разрезу между булочками, но спросонья это показалось невинным и непреступным злодеянием, за которое я обязан был поцеловать мамочку в щеку.

- Я в душ! – сказал ей и чмокнул своими варениками ее приятную нежную кожу на лице.
- И щетину свою сбрей, а то, как дикобраз уже зарос, колешься невыносимо – сказала тридцатитрехлетняя сочная красотка и потрепала меня за волосы, как это делают девушки своим парням.
- Мне сегодня на свидание не идти! – засмеялся я в ответ.
- Всякое бывает, нужно быть мужчиной, а не мужланом.

Я выбрился, почистил зубы, ополоснулся в прохладной летней воде, легонько промокнул тело полотенцем и вышел на балкон, чтобы выкурить утреннюю сигаретку. Планировка двухкомнатной квартиры в обычном девятиэтажном доме выводила на лоджию две двери – от гостиной и от спальни, поэтому я, покуривая, продолжил смотреть через прозрачную гардину внутрь комнаты. В моей же спальне стоит шкаф с одеждой и прочими принадлежностями, именно в нем я находил спрятанный в трусиках дилдо, презервативы и прочую несусветную чушь моей общительной мамаши, супруг которой и мой папик по совместительству сбежал еще до рождения сына. Трудно представить, что от такой невозмутимо красивой женщины кто-то мог уйти, но «любовь – дело тонкое, Петруха», и не мне было разбираться в их отношениях. Мать крепко закрыла в комнату дверь, повернув замок в глухое состояние, ручка теперь не смогла опуститься вниз. На кровать полетели красные трусики и лифчик, вместе с тремпелем рядом легло красное платье, такое короткое, что можно было, не просовывая руки ущипнуть леди за зад. Света мастерски расстегнула застежку на груди и оголила ее, сняв с плеч лифчик, потом просунула пальцы под лямки трусиков, сильно прогнулась и, усаживая голую попку на кровать, сняла их тоже.

Не скажу, что когда-либо питал любовь к взрослым женщинам, мне очень нравились молоденькие чиксы, но сейчас материнское тело казалось более привлекательным, чем любой няшный пупсик из института. Света быстр надела сначала лиф, потом вставила ножки в прорезь на трусах и быстро их дернула вверх, прижимая к своему лобку в прогибе на кровать, мою кровать, в которой я не редко баловал свою одноглазую змейку. В ход пошла тяжелая артиллерия – чулки на силиконовой основе, которые плотно обтягивали ее крепкие ноги. Она стояла, как нимфа, как божественный образ в ожидании своего великолепного наряда, как там Пушкин говорил, «как гений чистой красоты». От таких мыслей, пришедших в голову затаив дыхание, я закашлялся, ведь дым из легких уже не выходил полминуты, пришлось моментально отвернуться в окно.

- Леша, ты опять куришь? – спросила мама.
- Да, Свет, что-то не в то горло пошло! – сказал я и попытался обернуться в ее сторону.

Она уже стояла в платье, застегивая самостоятельно молнию на спине, с этим непростым для мужчины заданием моя мать управилась в два счета. Когда она выходила, я заметил чулки в сетку и босоножки, ее новые открытые летние босоножки, купленные специально для встречи с подругами, а может быть и с любовником, который мог стать моим новым отцом.

- Буду поздно, еду найдешь в холодильнике! Чао! – сказала игриво кокетка и поскакала к лифту.
- Повеселись там и носы им утри! – подмигнул я маме Свете и зашел в квартиру.

Весь день голова была занята только ей, ничто не возбуждало так сильно, как мысль о сексе с любимой матерью, я был влюблен. Даже общение с молодухами, звавшими меня прогуляться вечерком, никак не поднимало настроение, я был угрюм и хмур, не мог даже подрочить на фото голых красоток. В половине одиннадцатого часа ночи дверь распахнулась в квартиру, я еще не спал и хотел снова взглянуть на ту красотку, за которой утром палил с балкона.

- Я дома, - пролепетала мать, еле ворочая языком, - перебрала, каюсь!
- Не слабо! – сказал я, подхватывая Свету под мышки.

Ее ноги пытались стянуть обувь, волосы растрепались, изо рта дико разило спиртным, а глаза были стеклянными, в них не было адекватного взгляда, скорее бессознательное отражение. Хоть она и весит у меня килограмм шестьдесят, но в тот момент мне показалось, что намного больше, я ее еле доволок до ковра в гостиной, на который мы рухнули в объятиях друг друга.

- Подушечку мне принеси, я тут лягу! – пьяно пробуравило тело, начавшее по привычке раздеваться лежа на полу.
- А до кровати не хочешь дойти? – спросил я громко через всю квартиру, убежав за двумя подушками, лежавшими в спальне.
- Там жарко, а у меня все тело огнем горит, и дышать нечем.

Раздевание учудившей мамули меня не сразу начало радовать, лишь, когда я избавился от платья, понял, какой подарок судьбы получил. К ней не нужно было домогаться, приставать, упрашивать, требовать или что там бывает в подобных случаях, просто бери и пользуй, без стеснения, смущения и страха. Прикоснувшись носом к чулкам, я вдохнул аромат, исходивший от ступней, они пахли новыми кожаными босоножками, проследовав выше, я вдохнул запах бедер, от них разило приятным ароматом. Это, скорее всего, был крем после депиляции, а вот попка практически не пахла, если не считать легкий запашок пота, чуть ниже виднелась под трусиками промежность, она то и стала целью №1. Кончик языка, прикоснувшийся к попе, позволил почувствовать соль, содержавшуюся в испарившемся поте, от письки мамули исходил дикий жар, которым обдало лицо. Света пыталась оказать сопротивление, но делала это нехотя, с закрытыми глазами, я бы сказал инстинктивно, как и любая женщина, защищавшая свою честь от посягательств нежелательного полового партнера. Убрать руки не составило труда, ноги тоже свободно раздвинулись, оставалось лишь их зафиксировать в нужном положении.

- Иди сюда, родная! – сказал я и подтянул мать в свои объятия, снимая с нее лифчик и подкладывая подушки под живот.
- Леша, что…ты…делаешь? – с длинными паузами между слов сказала легкая добыча.
- Помогаю тебе раздеться, мам!
- Тогда ладно! – она икнула и еще сильнее расслабилась.

Задница сильно всколыхнулась, когда я обхватил ее руками, язык уже шустрил внутри пьяной леди, писька пахала превосходно, а ее вкус был бесподобен. Град горячих поцелуев в паховую зону, внешнюю и внутреннюю стороны бедер, икры, спину и ягодицы, это то малое, что мог сделать любой любовник для своей самки во время прелюдии. Поза получалась неестественной, но промежность благодаря пуховым изделиям была хорошо приоткрыта, я потянулся за членом, который уже дыбом стоял в трусах и даже пытался их прорвать своей пульсирующей, бьющейся, словно бешеный бык в ворота. Инцест произошел, члену было тепло и уютно внутри женщины, занимавшей все мое сердце, пальцы бегали от складки к другой складке кожи, они скользили по бедрам, пока я губами целовал Свету в шею. Дабы не стратить, я вытащил член перед эякуляцией, направил его на анус постыдно использованной мамы и выстрелил в него струей семенной жидкости, которая растеклась по всей жопе, стекла на письку и дошла аж до клитора. Улики удалялись поспешно влажным полотенцем, потом Света оказалась в своей ночной рубашке на голое тело, но сообразить, как она в ней оказалась, я не мог бы, если бы она спросила.

При похмелье утро добрым не бывает, но моя горячо любимая мама уже была на ногах. При совершении злодеяния каждый мечтает, что оно останется незамеченным, или просто прикрыв глаза, все будет исправлено, но это было не так. В своем домашнем пеньюаре она стояла на лоджии и нервно курила, чего ранее не делала, я подошел сзади и положил руку на плечо. Когда я попытался приветливо поцеловать в щеку самку, которую вчера неслабо отжарил, она отклонила щеку в сторону, но отодвигать задок от возбужденного утренней эрекцией фаллоса не стала.

- Зачем ты так со мной? – спросила она нервно. – Ты спросил, хочу ли я этого?

Она не переставала задавать вопросов, которые уши уже отказывались слышать, боевая готовность моей дубинки между ног снова была на пределе, утренний секс был неизбежен. Рука обхватила талию, вторая скользнула под пеньюар и прикоснулась к лобку, я тянул ее в спальню, не позволяя докурить тлевшую сигарету, а сопротивляться она и не старалась, только сделала попытку отодвинуть руку от лобка. Когда я затащил ее в комнату, она была смирной и покорной, словно ожидая принесения в исполнения приговора. Трусы полетели в сторону, пеньюар чуть не затрещал, когда я его снимал, великолепные белые груди с большими темно-розовыми сосками были в моем распоряжении, поэтому горячие поцелуи и ласки языком обрушились на них как ураганный, шквальный ветер. Женская плоть начала твердеть, мне снова хотелось вкусить лакомство, скрывавшееся между бедер, ее щиколотки оказались на плечах. Кунилингус матери был не безгрешным, я глубоко вонзал язык и тер ее клитор всей ладонью, которая была вспотевшей от моральной и физической нагрузки, потом я ее снова взял. Офицерская поза идеально подходила под ситуацию: я лизал ей ноги, вставлял член как настоящий мужчина и придерживал руками за поясницу. Гулкие шлепки были слышны даже на улицы, это пои яйца шлепали о мамкину манду.

- Леша, нежнее, не торопись – сказала она раскрасневшись.
- Будет сделано – сказал я, улыбнувшись, и замедлил ход поршня.

Сиськи грузно перекатывались по костям грудной клетки, спинка кровати сильно стучала соседям в стену, а мое счастье не знало границ до эякуляции. Быстро запрыгнув сверху на партнершу, я коснулся своей задницей ее буферов и подставил возбужденный член ко рту, при этом всовывая руку в промежность и быстро там ею работая.

- Возьми в рот?! – то ли умоляя, то ли приказывая сказал я Свете.
- Не могу, мне стыдно! – ответила она, отворачивая голову в сторону.
- Отчего же вдруг? – поинтересовался я.
- Как мне тебе в глаза после этого смотреть? И самому не стыдно трахать родную мать, заставлять отсасывать?
- Мам, нет времени объяснять, бери в рот, потом выяснимся в отношениях!

Одной рукой я держал ее затылок, вставив писюн в рот, другой мастурбировал, глаза видели картину, понравившуюся во всех ее проявлениях. Пальцы на ногах до этого сжимались словно в кулаки, но когда начал сокращаться живот моей любовницы, они распрямились в стороны, язык заметно прибавил ход и уже не просто скользил по шляпе, он как метеор вращался вокруг. Света кончила, громко выдохнула и сжала горлом залупу, от чего сперма выстрелила в рот, вынимать член не хотелось, поэтому я прижал рукой голову мамы и наслаждался, когда она покорно сглотнула, подняв нескромный, похотливый взгляд на меня.

- Доволен?
- Лучшее, что было. Нужно бы душ принять!

После непродолжительных пререканий мать пошла со мной в ванну, мы совместно приняли водные процедуры и они были не хуже, чем тот запретный секс, произошедший между нами. Наша плоть, родная и равносильно горячая, много раз воссоединялась в сладострастном забвении, и все заканчивалось каждый раз иначе, чем было до этого. Я разглядел в Свете женщину, с которой приятно было нежиться поутру в постели, пороть ее в обеденный час, а ночь становилась любимым временем суток.